Мне представилась прекрасная возможность не только рассказать, но и показать, как живется в российской глубинке. Возможно, жители больших городов проникнуться.
Много раз в интернете поднималась тема о том, как живут люди в российской глубинке.
Мое глубокое убеждение, что у жителей больших городов есть два полярных мнения о том, как живут деревни. Одним, деревни представляются эдакими пряничными домиками с резными наличниками, беленькими печками и хозяйками-бабушками, которые только и делают, что пекут вкуснейшие пирожки и плетут кружева. Пирожками кормят каждого встречного, а кружевами застилают все мыслимые и не мыслимые поверхности в своем жилище.
Другие, смотрят по телевизору не только сериалы, а в новостях нет-нет, да и проскользнет информация, что российские деревни живут плохо. По этому о том, что в деревне жить хреново они знают, а вот в чем именно эта хреновость заключается уже как-то не очень.
«Лучше 1 раз увидеть, чем 100 раз услышать», по этому смотрим фотки, читаем комментарии.
Итак, исходные данные: мы с друзьями отправились в гости в Смоленскую область, к дальней родственницы одного из товарищей. О названии деревни сознательно умолчим, она находится примерно в двухстах км от Москвы, в 5 км от города Гагарин. Т.е. не глушь какая-нибудь сибирская, а самый что ни на есть центральный регион — соседи москвичей.
В деревне 32 дома, до нее идет нормальная асфальтовая дорога, в самой деревне грунт средненького качества.
Из красот природы — пруд, который зацветает к середине лета, вокруг не паханные поля, подболоченная местность, жидкий лес.
Все деревни, которые были дальше по дороге (а было их не меньше десятка) давно не существуют.
Магазин в соседней деревне, вся остальная инфраструктура — в городе. Газ, водопровод, канализация — здесь об этом никогда не слышали. Электричество вырубают регулярно, мы пробыли в доме меньше суток, было 3 выключения.
Хозяйка дома — довольно импозантная, по деревенским меркам, дама предпенсионного возраста. НЕ БУХАЕТ, не работает, детей нет, на что существует не понятно. В округе живет несколько ее дальних родственников, часть из которых вроде как в адеквате, остальные — приезжают в родную деревню исключительно бухнуть и по буянить.
Обращаю особое внимание, что фотки кривые не потому что у фотографа т.е. меня кривые руки, а потому что так это выглядит в реальности.
А вот и дом! Когда мы подъехали, то я была уверена, что в нем лет 20 как не живут, ан нет — живут постоянно и зимой и летом.
Добро пожаловать в дом! Входная дверь изнутри: щели в ней и в окнах в ладонь шириной. Зимой здесь лежат сугробы.
Холодный коридор, из него можно попасть в зимнюю часть дома и на террасу. Терраса — это какая-то невероятная развалюха, где теперь находится сортир (ведро со стульчаком).
Зимний дом. Это коридор-прихожая-столовая в одном лице.
Самая яркая деталь интерьера.
Справа кухня, ходить там было страшно: наклон пола градусов 25, доски под ногами скрипят и прогибаются.
На кухне печка, но ее не топят, еду готовят на плите на газу (газ в баллоне стоит на кухне и травит, по этому его стараются использовать не часто) и на электроплитке, которая живет почему-то в комнате. Пока на ней вскипит чайник, мы ждали 40 минут.
В столовой для отопления дома стоит вот такая буржуйка, труба заведена в печную трубу и там все время что-то осыпается. Топится дровами, но т.к. из всех щелей дико дует, то тепла от нее особо нет. И это при температуре +10 на улице, что зимой — мне не ясно, хозяйка ходит все время в шапке и куртке. Еще в комнате есть допотопный электрообогреватель, который надолго включать нельзя — во первых дорого, во вторых коротит.
Единственная комната в доме. Хозяйка сделала все, что бы она казалось уютной. Но в доме стоит запах сырости и гнилого дерева, из всех щелей и от всех окон дует — о каком уюте может идти речь? Слева главное развлечение в доме — телевизор, до плазменной панели не дотягивает да?
Дом с обратной стороны, на фотке плохо видно, что вся стена латаная-перелатанная.
Когда-то это было баней, сейчас здесь хранят дрова. Слева то, что осталось от сортира.
Единственная новая постройка на участке — колодец, цена вопроса между прочим 20 тыр. На заднем плане обгоревший соседский дом. О пожарах в деревне стоит сказать отдельно.
Каждую весну вокруг деревни горят напаханные поля, местность очень ветреная. Когда огонь подходит к деревне, сделать практически ничего не возможно. Так на прошлых выходных обгорел соседский дом и еще один сгорел дотла. Вдали в полях был виден дым и мы поспешили туда.
Огонь шел большим фронтом от деревни на небольшую рощу. Мы попытались с ним справиться.
У нас ничего не вышло, роща занялась с жутким треском.
Ну, как Вам жилищные условия? Можно подумать у местных жителей есть выбор! Продать этот дом и землю невозможно — она никому не нужна, значит переехать возможности нет. Дом вот-вот развалиться, но хозяйка уже так устала латать дыры, что не думает об этом.
Работать в деревне негде, в Гагарине тетенька пред пенсионного возраста тоже никому не нужна, плюс нет денег на ежедневный проезд туда-обратно. Получается, что денег нет даже на самые элементарные вещи. Холодильник пустой, на ужин нам была предложена картошка и морковка, отваренные крупными ломтями в чугунке без масла. При этом хозяйка еще пыталась отказаться от продуктов, которые мы привезли с собой.
На всю деревню буквально 3 дома выделяются подновленными стенами, все остальные — такие, как на фотках. Много оставов сгоревших домов, которые со временем разбирают на дрова.
Огромное спасибо тетушке за гостеприимство, но честно говоря, в доме находиться было неприятно: все серое, унылое, беспросветное, как и весь быт местных жителей.
Купила баба барана.
121 деревню обслуживает Струго-Красненское райпо Псковской области — с их автолавкой я и отправилась в путь. Грузовичок, который 2 раза в неделю привозит продукты, для этих деревень, в большинстве которых живёт меньше 10 человек, — единственная связь с остальным миром. А у самих селян нет ничего — ни медпункта, ни почты, ни клуба. От райцентра 12 км едем по хорошей асфальтированной дороге. «А сейчас будет как в жизни», — предупреждает водитель, и мы съезжаем на гравийку, которая больше похожа не на дорогу, а на огромный гребень для волос. Трястись нам по этой разбитой лесовозами трассе 132 км…
Деревня Зовка. Автолавку встречают двое местных жителей — баба Оля и Володя. В деревне живёт ещё молодая семья с двумя детьми, но их в этот раз нет. Может быть, потому что на лесозаготовке, где работает глава семейства, задерживают зарплату. Баба Оля — колоритная старушка с розовой косметичкой вместо кошелька. Берёт сладкие булочки («сын приехал погостить»), рыбу («коту») и фаршированные перцы («себе, попробовать») и по-стариковски доверительно отдаёт «кошелёк» продавцу Марине: сама отсчитай денег, сколько надо.
2 января бабе Оле исполнится 90 лет. Всю юность она провела в немецких лагерях. Вернулась домой в 17 лет, вскоре потеряла родителей, а потом работала, работала, работала. Вот и сейчас на мой вопрос, чем она занимается в полупустой деревне, она хохочет и машет рукой: «Да у меня дел полно! Вяжу, овечек держу, с бараном воюю. Баран-то — одна головная боль!» Соседи через двор бабы Оли привыкли ходить на гору — звонить. Только там можно связь поймать, в других местах в деревне её нет. А задиристому барану это не нравится — он гостей бодает. Баба Оля его гоняет. Так и живут.
«А нам когда помогут?»
Деревня Узьмино. К автолавке выходят все восемь её жителей. Выясняется, местное сарафанное радио, которое в деревнях, как известно, самое точное, уже разнесло, что сегодня вместе с автолавкой приедет журналист. «Ну и где тут телевидение?!» — направляются в мою сторону несколько решительно настроенных пенсионерок. Объясняю, что я из газеты. «Из Москвы! — оживляются дамы. — Тогда спросите у Путина: мы тут видели по телевизору, как в Донбасс гуманитарную помощь отправляют, а нам когда помогать будут?!» Потом, словно испугавшись собственной политической смелости, спохватываются: «Так-то он мужик хороший, мы его поддерживаем, просто ему ж, наверное, не докладывают, как мы тут живём…»
А живут в Узьмино непросто. Пока бойкие односельчанки обсуждают, какие такие нехорошие люди мешают Путину управлять страной, меня отводит в сторону молодая женщина с грустными глазами. Людмила Креус приехала сюда, чтобы ухаживать за лежачими родителями-инвалидами. Приходится часто менять и стирать бельё, иначе у больных появляются пролежни. Но в Узьмино вот уже несколько месяцев нет воды. Колонки, которые работали от находившейся недалеко военной части, остановились. До озера идти очень далеко. Питьевую воду люди заказывают из райцентра, а на помыться-постираться собирают стекающую с крыш дождевую… Вырыть скважину стоит 150-200 тыс. руб. У района таких денег нет. «Вы думаете, нам не помогут?» — спрашивает Людмила. И, кажется, сама уже знает ответ.
Лиса и кот
Деревня Домкино. У автолавки три бабули — за восемьдесят. Сначала тоже говорим о наболевшем. Вера Фёдоровна показывает свои скрюченные, распухшие пальцы, на глазах — слёзы: «Работала скотницей, таскала на себе фляги с молоком по 15 литров, а теперь оказалась никому не нужна. Недавно в соседнем селе, которое находится за 12 км от Домкино, закрыли медпункт. Теперь, коли заболеешь, хоть ложись и помирай. А с приходом зимы сюда и автолавке не добраться: дорогу разносит. В прошлую зиму от застрявшей под горой машины продукты возили на саночках. А сейчас здоровье уже не то. »
Из грустных мыслей старушку выводит звонкий голос продавщицы Марины: «Вера Фёдоровна, отраву брать будешь?» «Нет, — бодро реагирует старушка, утерев слёзы и уже улыбаясь. — Мне уже из Ленинграда дачники привезли. Хорошей!»
Отрава нужна, чтобы травить крыс. Они старушкам сильно портят жизнь. Вообще в отсутствие человеческого внимания к заброшенным деревням проявляет повышенный интерес животный мир.
«Вчера из окна смотрю, куница яблоки таскает. А недавно лиса в огород забрела. Наверное, за котом моим охотилась», — переживает баба Вера.
Кота бабушке потерять никак нельзя. Только с ним иногда и поговорить можно: к стареньким соседкам в гости ходить тяжело. Поэтому коту достаётся самое вкусное и свежее из ассортимента лавки. Вручаю бабушкам свежий «АиФ». Они рады: почитаем! Провожают нас уже в приподнятом настроении. «Живём как? — хохочут. — Дружно! Мужиков у нас нет, делить некого!»
На три буквы.
«Пряники у вас беленькие? Чёрненькие. Нет, не надо. Дайте 300 грамм копчёной колбаски, столько же сыру, сигарет 5 пачек, в энзэ положу. Пододеяльники сейчас не возьму — с пенсии». Единственная вышедшая к лавке старушка в деревне Борки набивает сумки и бойко делится своими размышлениями о жизни: «Неправильно у нас в стране всё. Вот посмотрите, — показывает рукой на молоденький лес по сторонам, — тут раньше поля были, а теперь всё зарастает. Деревня наша была большой, а теперь нас всего двое. Раньше были колхозы, совхозы, а теперь — какие-то ОА (Путается.), ООО. Тьфу в общем, — хитро прищуривается, — на три буквы. »
«Что ж делать-то?» — спрашиваю я у бабушки совета для всей страны.
«Как что?! — искренне удивляется бабушка. — Работать, а не воровать».
Я хочу поговорить с ней ещё, но она уже спешит к представителям райпо, чтобы прояснить мучающий её вопрос. Прошёл слух, что автолавка ходить скоро не будет. И если такое случится, то для жителей умирающих деревень это будет самый болезненный и, видимо, последний удар.
Тамара Федотова, глава райпо, и Лариса Лемешева, председатель правления Облпотребсоюза, старушку успокаивают: нет таких планов. А на обратном пути в машине признаются: автолавки убыточны. В нашу поездку наторговали на 10 тыс. руб. Доход из этой суммы — 2,5 тыс. Но из него только на один бензин ушло 1,5 тыс. А ещё надо заплатить продавцу и водителю, налоги, за ремонт машин, которые из-за плохих дорог часто ломаются. В результате получается убыток. От государства автолавки никаких дотаций не получают. Наоборот, они зачастую только страдают от принятых в Москве вроде бы хороших законов. Например, им как нестационарным точкам торговли нельзя торговать алкоголем, и это лишает четверти выручки. Думаете, народ на селе от этого стал меньше пить? Нет, любители выпить в отсутствие легального алкоголя травятся суррогатом, которым их снабжают заезжающие в деревни частники. А непьющие бабульки для того, чтобы расплатиться с мужиками за колку дров, вынуждены заказывать бутылку водки через соседей, которые хоть изредка выбираются в райцентр.
С другой стороны, даже несмотря на убытки, оставить этих почти заброшенных стариков в кооперации не могут. К сожалению, они уходят сами, гоняя баранов и копаясь в маленьких огородах до последнего.
Расскажу о том, что происходит сегодня в селе, и в частности, в Омской области. Собственно, в любом регионе России обстановка примерно такая. Можно рассказывать хоть о каком — везде те же проблемы, и везде народ не живет, а выживает, а то и просто держится из последних сил.
В силу некоторых обстоятельств мне пришлось переехать из города в сельскую местность, чему я в некотором роде даже был тогда рад — работы нет ни там, ни здесь, однако, как мне казалось в момент переезда, что подсобное хозяйство все же позволяет худо-бедно прокормиться. Но как выяснилось впоследствии, я сильно ошибался. И те люди, что бегут из наших деревень в города, абсолютно правы — жизни тут на селе нет. Причем совсем.
Там, где я сейчас живу, в одном из сел Омской области, расположенном недалеко от областного центра — крупного промышленного города, при советской власти был хороший совхоз. Было много организаций, все местные жители были обеспечены работой и жильем. Потом, в Перестройку, его стали менять на нечто частное — то ЗАО, то СПК, то еще чего-то. А в итоге признали банкротом.
Руководители разобрали себе технику, склады, помещения, так сказать, «имущественные паи». Кто был директором совхоза, главным бухгалтером, главным инженером — стали фермерами и частными предпринимателями. Тем же, кто стоял подальше от руководства, достались земельные паи, с которыми неизвестно что было делать. Размеры их таковы, что руками с ума сойдешь обрабатывать — слишком велики, а сельхозтехнику содержать бессмысленно — для этого они ничтожно малы. В общем, деревня за несколько постперестроечных лет опустилась до уровня положения конца 20-х годов. Только тогда было в чем-то легче — тогда еще у крестьян были лошадь и соха, на которых можно было пахать, да и умение хозяйствовать в одиночку дедовскими, доисторическими способами, что так или иначе позволяло выжить. К тому же требования к жизни у людей были не притязательны — не умерли с голоду зимой, уже хорошо, значит можно жить и почти радоваться. После же перестроечного разгрома жить впроголодь всей семьей — это было совсем не то, о чем мечтали бывшие совхозники-колхозники. Управляться с землей сохами они уже не умели, да и вполне справедливо — не хотели, когда давным-давно придуманы и ими же самими только что использовались в советском совхозеколхозе трактора, комбайны, сеялки-веялки и т.п.
Правда, комбайны очень быстро после Перестройки исчезли из сельской местности — их просто негде и некому было применять. Сельский народ под крики телеистериков о «высочайшей частнособственнической производительности труда» и «эффективном рыночном хозяйствовании» повсеместно стал экономически деградировать — переходить к ручному труду. Но быстро сообразив, что таким способом долго не протянуть, избавился от своих «земельных паев», отдав их за бесценок новоявленным фермерам, так сказать, сельской буржуазии, или просто бросил. Фермеры же, по сравнению с колхозамисовхозами, были столь ничтожно малы и бессильны, что комбайны для них были как для обезьяны космическая ракета — на тех крошечных полях, которыми они располагали, назвавшись понтовым словом «бизнесмены», было смешно их применять, тем более что силенок содержать эти комбайны в целости и исправности у них не хватало.
Однако, хотя особого процветания у фермеров не видно, по сельским меркам на фоне всеобщей тотальной нищеты в деревне они теперь богачи. Ведут себя очень заносчиво — нанимают людей на работу и ни во что их не ставят, хотя без них справиться с тем, чем владеют, не в состоянии. Но зато чуть что — пошёл вон с работы, тебя никто не держит. Люди понимают свою зависимость — что работы больше нигде нет, а своим хозяйством не проживешь, сожмут зубы и терпят, лишь бы хоть что-то получать. И вместо того, чтобы объединяться против такого давления, напротив, только копируют эту «элиту» — каждый друг перед другом выдрючивается, что он круче, будучи бесправен и беззащитен, пытается показать, что он тоже чего-то стоит. Причем показать чисто внешне. Рот на хозяина, того же фермера открыть, который ему хамит и недоплачивает, это боже упаси! А вот выстроить дом непременно круче чем у соседа, утерев тому нос, это пожалуйста. Только зачем, спрашивается? Ведь оба же без штанов!
Работы на селе нет, причем нет практически совсем. Мини-магазинчики и несколько фермеров, у которых работают от силы несколько десятков человек из села. У того же фермера работник выполняет работу одновременно шофера, грузчика, бухгалтера, сварщика и пр. — все это в одном лице! Фермеру не надо лишних людей — ведь им платить надо. Но зарплату фермеры платят ничего, неплохую, как в городе — в среднем в месяц 15 тыс. р. В уборку больше — 20-25 т.р., но она и идёт месяца два всего.
На временную работу по хозяйству (батраком, как раньше говорили) особо не наймешься. Хозяйство держат только зажиточные, у кого опять же техника есть или серьезные доходы от чего-нибудь извне (военный пенсионер с приличной пенсией или сын в городе живет, серьезно помогает деньгами и пр.). Им надо сено косить, навоз возить, огород полоть. Они еще людей могут нанимать. А другие — подавляющее большинство — нет. У простых людей нет ни возможности, ни средств содержать сколько-нибудь приличное хозяйство.
Как выкручиваются? Да уезжают на заработки, чисто как до революции (вот докатились, блин!) В основном по вахтам — кто-то ездит на север, кто-то в Москву, кто-то еще куда. Муж уехал на работу, жена ходит в магазин под запись берет продукты (продавцы в тетрадь записывают всех должников, так и при царе у рабочих было) потом приедет муж, семья и рассчитывается по долгам. Останется от заработанного с гулькин нос.
Никто от этой езды еще не разбогател. Без штанов возвращались — это бывало. То есть увезут людей, зазовут обещаниями высоких зарплат, а потом не заплатят — теперь такое запросто. Эти кадровые агентства, которых развелось пруд пруди, действуют как рабовладельческие подрядчики, поставщики живого товара. А вот чтобы рабочие-вахтовики сыто жить стали, этого не наблюдал пока. Так, в лучшем случае перебиваются, держатся на плаву, как говорят, и не более того.
У кого нет возможности уезжать, живут на детские пособия, на пенсию родителей, помощь детей, если дети взрослые в городе неплохо устроились и родителей не забыли. Свое хозяйство почти все вывели, так как прибыли от него мало или совсем нет — один убыток. Если держат, то свой огород и мелкую живность для себя. На продажу мало кто выращивает — дорого и бессмысленно. Самим на рынках торговать нигде не дают — все контролируют перекупщики, которых полностью поддерживает власть и полиция. Попробуй, встань где торговать, желая продать свой пучок редиски — живо в полицию загребут за «незаконное предпринимательство», выпишут тысячный штраф, а то еще и закроют на несколько дней. Гоняют даже пенсионеров, ничуть не стесняясь седин. Полиция или ОМОН налетают как шакалы — или взятку им давай немалую, или штраф официально плати, если на лапу не кладешь, причем официально получается значительно дороже. А сопротивляться будешь, что-то доказывать, не дай бог конституцию и законы помянешь, можешь и дубинкой по почкам заработать.
Что так самому сельчанину торговать не получается. Только перекупам отдавать. Те же покупают за бесценок — по таким ценам только себе в убыток выращивать. Молоко за 8 рублитр берут, мясо говядину 150-180 руб за кг в зависимости от возраста и качества, баранина — та дороже, 200-220 рубкг. Но коров и овец еще попробуй вырасти! Им корма хорошие нужны и богатые выпасы, которых нет — поля кругом же все частные! Это тебе не колхозно-совхозная роскошь, когда у села за околицей все поля были общественные — отданы специально под выпас индивидуального скота. То-то тогда, говорят старожилы, в селе стада частных коров были тысячные! А совхозные — совсем без счету — десятки и сотни тысяч голов! А сейчас наберется ли на все село вместе с фермерами сто штук коров, даже не знаю.
Единственное, что еще можно как-то держать сельскому жителю сейчас (да и то, как сказать, можно — можно-то можно, только какой в том смысл?) — это свиньи, им поля большие не нужны, подойдут и клетушки, сарайки, зато их мясо приходится отдавать перекупам совсем дешево — по 70-80 рубкг. В данный момент свинину совсем не берут, сам сейчас звонил перекупщику.
И то у нас еще хорошо — хоть свиней вообще держать позволяют. На Кубани вон, и Белгороде кажется, еще про другие регионы рассказывали, местные власти настолько скурвились, настолько продались монополистам-крупным производителям свинины, что совсем частникам запретили держать свиней на продажу. 3 штуки можно, а больше — нельзя, штраф огромный. Мало того, говорят, ходят по селу и проверяют у кого что, если больше нормы — травят тут же всех свиней под видом борьбы с АЧС. Не дают хозяевам даже мясо забрать! И не считаются, мелкие ли свиньи, маленькие, или большие, взрослые. Опоросилась, положим, свиноматка — 12 поросят у нее. Все, перебор! Должен немедля десять изничтожить, пока не разведали. А то влупят штраф. Как там люди выживают, вообще не знаю. Давно бы сволочей, кто такие законы принимает, на вилы подняли. На кой черт такая власть, когда она человеку самого себя прокормить не позволяет?
Молодые парни на селе, если уходят в армию, то часто остаются по контракту, поскольку возвращать в село смысла нет — работы нет, перспектив тоже никаких.
Досуг тут такой: если работает человек, то после работы с хозяйством своим управляется, если оно есть — огород там, картошка, огурчики, куры-утки, быть может. Пьяниц почти нет, хотя в интернете обычно пишут про деревню обратное. Почему нет? Наверное, вымерли все. Мужики взрослые обычно даже до пенсии не доживают, кто от паленой водки помер, кто от болезней. Больницы все позакрывали по селам, только в районе одна осталась. Тут как-то слышал женщины возмущались, в скорую звонили вечером, а она совсем не приехала, и вообще сказали — кому за 60, те не звоните даже, не поедем. Вот и вымирают люди.
Молодежь ходит по субботам в клуб на дискотеку, выпивают, курят всякую дрянь, бывает дерутся. Бардак, короче. Одно хорошо — не каждый день, а только по выходным. И немного ее, молодежи-то. Ребята стараются все в город уехать. Если приезжают потом, то в гости к родителямродственникам, и ненадолго. А что здесь делать-то? Умирает деревня. Будущего нет.
Настроение у людей разное. Беднота ругает правительство. Те, кто побогаче — за правительство, им же не капает, не прижимает. Правильно говорят «сытый голодному не товарищ».
Первых, конечно, большинство. Но боятся люди протестовать-то. Которые еще надеятся на что-то. Таких, что думали, что фермерством разбогатеют, «свое дело» хотели начать, почти уже не осталось. Более-менее живут, как уже говорил, только те, что из «бывших», кто успел утащить совхозное и потому ему на это тратиться не надо. Они занимаются животноводством или выращивают пшеницу, овес — чем раньше совхоз занимался, тем и занимаются. Только тогда все было государственное, общее, а теперь все им одним принадлежит, ни с кем делиться не надо. Простые люди, бывшие совхозники, у них в батраках. Простой же человек, если хотел заняться фермерством, то давно разорился. Ни один не выжил. Кто начинал. Да и с чего выжить-то? Чтобы что-то вырастить за лето, весной кредит брать приходится, осенью урожай продашь, только и хватает, что вернуть деньги банку с процентами. Никакой прибыли. И это в лучшем случае. А то еще, если не повезет — год неурожайный, погода подвела, зараза какая прицепилась или прочее, то вообще в долгах останешься. Случалось, что и дом после «своего дела» люди продавали, и уезжали в город счастья искать.
Вы, наверное, все это давно знаете про положение на селе. Но меня вот какой вопрос мучает — ведь столько людей понимает, что непорядок, что так жить нельзя, что не может же страна жить, не производя себе для жизни продовольствие, что без сельского хозяйства — мощного, современно, экономически развитого, мы никуда, а тысячи и миллионы людей мыкаются без дела, не зная, куда приложить свои руки и силы. Живут, вроде как беду переживают. Как будто чего-то ждут. А чего тут ждать, когда ясно, что к Советской власти возвращаться надо, к колхозам и совхозам — к тому от чего мы ушли по своей глупости и неразумению? Миллионы людей горы могут своротить, если вместе возьмутся за дело. Так не пора ли его начинать, и перестать сидеть сиднем на печи, думая, что кто-то где-то все сделает за себя?
Потому и пишу, что хочу вот с таким предложением обратиться ко всем рабочим — и сельским и городским — давайте, братцы, решать, как жить дальше будем, ведь так жить, как мы живем сейчас, жить больше нельзя. Стыдно ведь в глаза детям смотреть, как будто мы неумехи какие-то. Ведь мы все сможем сделать, если дружно возьмемся. Нам надо только понять, что правда была тогда — за Советской властью и колхозамисовхозами, а не за фермерами и капиталистами с их частной собственностью. Что нет и не будет при частной собственности счастья для простого человека. Нам, рабочим, и сельским, и городским, свобода нужна, а не решетки и заборы, нам сытые, обутые, здоровые и счастливые культурные дети наши нужны, а не потерянные и никому не нужны чужие рабы. Мы не для того их растим, своих детей, чтобы они стали удобрением для чужого богатства. Это наша земля, наша страна и мы не позволим больше, чтобы ей распоряжались одуревшие от жадности паразиты.
Тов. Петров, сельский рабочий, Омская область
Как живет сегодня российская деревня : 11 комментариев
А я в Омске живу. Публично, много лет заявляю, что я на деле против этой власти, за социализм. Ищу единомышленников и не нахожу ( те кто бла-бла, не считается) . Может автор единомышленник ?
